Стивен, напротив, представлялся со страниц романа человеком непредсказуемым, беззаботным и даже слегка богемным. С презрением отвергавшим деньги ради денег, лицемерие высшего общества, его снобизм и раболепие перед властью. Если Мартина можно было назвать реалистом-прагматиком, то его литературный герой напоминал читателю о романтических идеалах. У Стивена, человека необыкновенно чувственного, и манера любовного обхождения (отметила про себя Джейн, покраснев) была так же далека от общепринятой, как и ход мыслей. Казалось, он желал от женщин… – и их у него было предостаточно! – единственного: соучастия в необузданных страстных играх. Любовь в список его требований не входила, достаточно было только неутомимого и неутолимого сексуального партнерства.

Тем не менее как раз описания главной партнерши Стивена в постели во многом открыли Джейн глаза.

Звали девушку Мэриэль. Нежное музыкальное имя. Волосы и кожа, разумеется, выше всяких похвал, формы просто неотразимы. Она была сексуальна, но в то же время деликатна и нежна, вполне земная и витающая в облаках, страстная, но порой стеснительная.

И что – это он нашел и во мне? – недоумевала Джейн. Возможно, и так…

Но на самом деле она была в том совсем не уверена, ей оставалось лишь гадать, как и во всем, что касалось Мартина. Как она, в сущности, мало знала о нем! Только в самых общих чертах, как ответила Джуди в тот день… Конечно, решила Джейн, большой ошибкой было вообразить, что между ними возможна любовь. Она ведь понимала, что после Боба никакой любви ни с кем у нее быть не может – только физическое влечение, одним словом, гормоны.

Правда, то, что она сейчас испытывала, было куда сильнее ее чувств к Бобу, когда они впервые встретились. Джейн тогда исполнилось всего восемнадцать, и она была девственницей, слабой, неопытной девчонкой, у которой закружилась голова при виде смазливого мужского лица. Она упала в объятия Боба, как созревший персик.

То, что она по первому разу не ощутила никакого оргазма, ее не особенно обеспокоило, а Боба и подавно. В ту пору для Джейн было вполне достаточно иметь своим другом и любовником красавца-полицейского. К тому же Боб тогда еще боготворил ее, проводил рядом все свободное время, заставляя Джейн чувствовать себя неотразимой, сексуальной и любимой. Он просил ее надевать самые соблазнительные наряды, когда выводил на люди, и с гордостью дефилировал с Джейн перед друзями прежде, чем закатиться куда-нибудь подальше и овладеть ею.

Лежа полураздетой на заднем сиденье его полицейского автомобиля, Джейн никогда не могла как следует расслабиться, особенно ее раздражал постоянно включенный микрофон, а также снующие туда-сюда машины. Подсознательно она догадывалась, что вторжение в интимные ласки голосов полицейских и шума моторов распаляло Боба, что он всегда тяготел к садизму и заводился от ее беспокойства, что кто-то их может увидеть.

Через четыре месяца они поженились, и только в уединении спальни Джейн впервые испытала наслаждение от того, чем она занималась с Бобом.

Казалось, ему это тоже понравилось, по крайней мере в первое время его возбуждало, что жена начинала сама искать удовлетворение. Боб открыл ей глаза на многое, для нее – непривычное и экзотическое, на то, что и составляло любовную игру, о которой Джейн даже не подозревала.

Но по мере того, как она приобретала сексуальный опыт и ее желание активно участвовать в эротической игре росло день ото дня, Боб стал проявлять ревность, и его также растущие день ото дня подозрения знаменовали собой начало конца их семейной жизни…

Резкий автомобильный гудок отвлек Джейн от воспоминаний. Второй сигнал сорвал с софы в гостиной, где она лежа читала роман Мартина, и подтолкнул к окну. Ей в голову не могло прийти, кто там внизу так сгорает от нетерпения.

То, что она увидела, было как взрыв, и рука ее невольно схватилась за сердце.

Потому что за воротами стоял хорошо знакомый элегантный серебристый седан.

12

Мартин вернулся.

Джейн решительно подавила возникшую было волну радости, убедив себя, что ничего особенного не произошло. Он по-прежнему считает ее шлюхой, и если так, то единственная причина неожиданного возвращения очевидна. Ему снова захотелось заглянуть к шлюхе.

Жар ярости залил щеки Джейн. Ей оставалось только надеяться, что к ярости не примешалось что-то иное…

Сигнал между тем прозвучал еще раз, и Джейн в гневе выскочила на веранду, уперев руки в бедра.

– Да заткните же ваш чертов сигнал! – выкрикнула она на одном дыхании. – И убирайтесь!

Вместо ответа он не торопясь выбрался из машины и постучал в ворота.

– Они заперты, – продолжала Джейн все в том же повышенном тоне, – и таковыми останутся, сколько бы вы ни колотили.

На этот раз Мартин вдруг исчез из поля зрения, чтобы мгновением позже возникнуть на вершине потрескавшейся каменной ограды. Поза Мартина также не вызывала сомнений в обуревавших его настроениях, а руки столь же выразительно уперлись в бедра, как и у Джейн на веранде.

Вообще он выглядел потрясающе, не могла не признать Джейн. В уже знакомых ей черных брюках и рубашке не фоне набухшего тучами неба и качавшихся на ветру деревьев, Мартин всем своим видом выражал непонятную угрозу. Он явно прибыл не для того, чтобы принести радость, это было ясно без слов.

Джейн внутренне содрогнулась.

– Как ты уже заметила, – наконец откликнулся он, и голос его заметно дрожал, – эти запертые ворота не в силах меня остановить. Не удержит и старая входная дверь. Будь же благоразумной, Джейн, дай мне войти. Уверяю, я не собираюсь тебя обидеть.

Интересно, что он понимает под «обидой», цинично подумала Джейн. Может быть, он не собирается обидеть ее физически, а как быть с душой, сердцем? Может ли он гарантировать, что не подвергнет их истязанию, если она все-таки разрешит ему войти?

– Видимо, мне уже не выйти за ограду, пока мы не переговорим, – подвела она итог их пикировки.

Джейн могла бы объяснить Мартину, что прекрасно все услышит и с веранды, а беседовать в доме необходимости нет, но вовремя прикусила язык. Если она не впустит его, он только заподозрит: ей есть что скрывать – и это была сущая правда. Лучше уж впустить, выслушать все, что он скажет, а затем холодно выпроводить.

Да, так будет лучше.

Она уже направилась к выходу с ключом от старого замка, как вдруг сообразила, что забыла переодеться. Вернувшись после похода по магазинам, она успела только сбросить верхнюю одежду и облачилась в старые затрапезные джинсы и свободную белую блузку, которую обычно завязывала на животе. Несмотря на пролившийся дождь, день выдался жарким, и под рубашкой у Джейн ничего не было…

Она нарочно замедлила шаги, боясь выдать себя излишней торопливостью. Менее всего ей хотелось сейчас возбуждать Мартина видом обнаженного тела, едва прикрытого рубашкой. Оно само было на грани возгорания.

Черт побери, не везет ей с этим мужчиной, ничего она не может поделать с идущей от него сексуальной волной!

Не скрывая раздражения, Джейн взглянула сквозь железную решетку на знакомое красивое лицо. На этот раз взор черных глаз и жесткая линия рта почти испугали Джейн.

– Вы зря прокатились сюда снова, – проговорила она, возясь со ржавым замком. – Я больше не хотела вас видеть. И мне казалось, это взаимно.

– Это было взаимно.

Джейн застыла на месте и уставилась на Мартина.

– Так что же вы здесь делаете?

– Пытаюсь исправить допущенные ошибки.

Теперь она уже не могла скрыть охватившей ее дрожи.

– О чем это вы?

– Я говорю о возможных последствиях своего идиотского и неконтролируемого поведения в тот последний раз, что был здесь. А теперь отопри ворота, Джейн. Я поставлю машину во дворе, а сам желал бы попасть в дом. Кстати, судя по выражению твоего лица, мне остается лишь молить Бога о том, чтобы мое беспокойство оказалось ложным.

Джейн вздрогнула и медленно, не проронив ни слова, сделала все, как было сказано. Отворив ворота, она подождала, пока он въедет внутрь и поставит машину рядом со ступеньками. Так же медленно она обогнула седан Мартина, взошла на веранду и только там дала волю чувствам.